Pavel Podvig
Izvestia, 24 June 2003 (original)
Тема сотрудничества в области разработки систем противоракетной обороны возникает в российско-американском диалоге с завидным постоянством. Можно вспомнить российские проекты создания глобальной системы защиты начала 90-х годов или более поздние предложения о сотрудничестве в области нестратегической ПРО. Вот и сейчас, в ходе петербургского саммита, президенты в предельно коротком заявлении о новых стратегических отношениях России и США нашли место для слов о намерении «продвигать конкретные совместные проекты в области противоракетной обороны».
Внимание к теме сотрудничества в области ПРО вполне объяснимо. Эта тема всегда была популярна в России, где не без оснований считается, что уровень российских (в действительности еще советских) работ в этой области достаточно высок для того, чтобы составить реальную конкуренцию американским разработчикам. И действительно, единственная существующая сегодня стратегическая система противоракетной обороны развернута вокруг Москвы, а в области нестратегической ПРО у России есть серьезные разработки, как уже готовые так и рассчитанные на перспективу. Так что совсем неудивительно, что многие в России убеждены, что совместные с США работы в области ПРО могли бы еще раз продемонстрировать ее способность производить наукоемкую технику самого высокого класса.
Конечно же, противоракетная оборона далеко не единственная область, в которой у России есть определенный научный и технологический задел. Но с политической точки зрения ни одна другая область сотрудничества с ПРО сравниться не может. Разногласия по поводу роли противоракетной обороны и Договора по ПРО в течение многих лет находились в центре российско-американского диалога и односторонний выход США из Договора по ПРО, который подвел черту под этими дебатами, был воспринят в России, да и многими в США, довольно болезненно. В этой ситуации совместная работа в области противоракетной обороны как нельзя лучше свидетельствовала бы о новом характере отношений между двумя странами. Несколько можно судить, это понимают и в Москве и в Вашингтоне и именно с этим связано то внимание, которое президенты уделяют этому вопросу.
Между тем, для того, чтобы политические дивиденды сотрудничества могли быть собраны в полной мере, политических деклараций о намерениях явно недостаточно если эти декларации не воплотятся в те самые «конкретные совместные проекты», о которых президенты говорили в Санкт-Петербурге. И здесь Россия и США неизбежно столкнутся с тем, что внимание политиков не только не помогает вести совместную работу, но и как правило серьезно ее затрудняет.
В истории отношений России и США есть несколько довольно серьезных совместных проектов масштаба от десятков до сотен миллионов долларов ежегодно. Самым крупным проектом такого рода стала сделка по продаже США разобогащенного урана. Другой заметный проект—Программа совместного уменьшения угрозы, в рамках которой США оказывают нам помощь в ликвидации сокращаемых стратегических вооружений. Но под определение успешной совместной наукоемкой программы в полной мере попадает, пожалуй, лишь сотрудничество в работе по созданию Международной космической станции. Этот проект как никакой другой использует опыт и потенциал, наработанный в российской космической промышленности, и является важным символом новых отношений между Россией и США. Немаловажно и то, что хотя Россия финансирует свое участие в проекте самостоятельно, контракты, полученные в ходе подготовки к запуску МКС, существенно помогли российской космической отрасли.
Казалось бы, успех существующих проектов дает все основания для оптимизма в отношении сотрудничества в области ПРО. Но более внимательный взгляд показывает, что своим успехом эти проекты обязаны не столько политической поддержке на разных уровнях сколько серьезной заинтересованности участвующих в проектах ведомств и организаций, будь то Департамент энергетики и Минатом, НАСА и Росавиакосмос или министерства обороны, которые к тому же оказались способны целенаправленно поддерживать свои проекты на самых разных уровнях.
Что получается когда такой заинтересованности нет, можно видеть на примере судьбы российско-американского Центра обмена данными от систем раннего предупреждения. Соглашение о создании Центра было подписано президентами еще в 2000 г., при прежней администрации. Намерение открыть Центр было подтверждено еще раз в 2001 г., снова на президентском уровне, но уже с новым американским президентом. Несмотря на это, никакого прогресса в создании центра достигнуто так и не было. Формальная причина состоит в неурегулированности налоговых вопросов, но в действительности, похоже, дело в том, что ни в России ни в США никто всерьез не заинтересован в работе Центра. Поручения президентов так и остались не более, чем благими пожеланиями.
Другой пример совместного проекта, который с трудом пробивает себе дорогу—программа РАМОС, которая предусматривает совместную работу российского и американского спутников. После многих лет неопределенности и балансирования на грани закрытия программа наконец получила уверенность в продолжении финансирования, но этот путь мог бы быть заметно короче если бы ее непосредственным участникам не пришлось бы иметь дело с дополнительной «бюрократической надстройкой». Так, с американской стороны программа была передана в ведение Организации по осуществлению противоракетной обороны, которая оказалась плохо подготовленной к осуществлению совместного с Россией проекта и в целом не проявила серьезной заинтересованности в нем.
Вполне возможно, что в случае с программой РАМОС не помешало бы более пристальное внимание к ней со стороны политиков. Тем более, что эта программа является вполне реальным и на сегодняшний день единственным примером российско-американского сотрудничества в области противоракетной обороны—спутники, которые будут созданы в ходе программы, будут отрабатывать технологию обнаружения пусков баллистических ракет. Но внимание политиков, как можно видеть на примере Центра обмена данными, далеко не панацея. Кроме того, оно несет с собой и серьезные издержки, поскольку любой политически значимый проект становится мишенью для всякого рода увязок и условий. Именно это произошло, например, с Международной космической станцией после того как американский конгресс увязал любые контракты с Россией в рамках этого проекта с выполнением ряда условий, касающихся российско-иранского сотрудничества. Понятно, что такого рода условия могут погубить даже самый многообещающий совместный проект.
Как можно видеть, практически ни в одном случае политические договоренности, пусть даже и на самом высоком уровне, сами по себе не способны обеспечить успех совместных начинаний. Для успешной совместной работы нужна заинтересованность участников проекта и их желание и способность преодолевать всевозможные организационные, бюрократические, культурные и политические барьеры. К сожалению, в области противоракетной обороны этих условий попросту нет. Организация по осуществлению ПРО, которая по логике должна курировать работу с американской стороны, уже показала, что она для этой роли не подходит и ее возможности по поддержке совместных с Россией проектов весьма ограничены. С российской стороны тоже не видно ведомства, которое могло бы взять на себя ответственность за осуществление совместной работы, подобно тому как Росавиакосмос курирует работы, связанные с МКС, или Минатом—с урановой сделкой. Но самое сильное препятствие на пути планов любого сотрудничества, инициированного «сверху», состоит в уязвимости таких планов для политического давления разного рода.
Все сказанное конечно же не означает, что российско-американское сотрудничество в области ПРО невозможно в принципе. Совсем наоборот. Просто путь к реальным совместным проектам лежит не через политические декларации, а через поощрение и облегчение прямых контрактов между российскими и американскими (или европейскими) компаниями. Примеров успешных проектов, осуществленных таким путем, достаточно много. Можно упомянуть, например, проект «Морской старт» или поставку российских ракетных двигателей для американских носителей Атлас. Последний пример по своему примечателен, так как пожалуй впервые российская техника будет использована в американской военной программе—ракеты Атлас планируется использовать для выведения на орбиту спутников военного назначения. Этот пример показывает, что новые отношения между Россией и США уже существуют и речь должна идти не столько о том, чтобы еще раз подтвердить это в очередном президентском заявлении, сколько о том, чтобы дать российским компаниям реально воспользоваться новыми возможностями. Нет никаких сомнений в том, что если российские разработчики противоракетных систем получат возможность работать самостоятельно, «конкретные совместные проекты в области противоракетной обороны» начнут появляться не дожидаясь очередного заявления президентов.